Эвр счастливо улыбается, когда камеры наконец отключаются.

- Нет, ты только представь как мы праздновали Рождество в детстве! Майкрофт учится язвить и угождать, впрочем не всегда удачно. Что не мешает родственничкам умиляться, конечно. Шерлоку скучно без своих экспериментов, а на людей его тогда не тянуло их переносить. В ту пору я как раз достаточно много рассказывала Шерли про рептилий и показывала ему змей в саду. И вот коронный выход тети Агаты. Она находит жертву, то есть Шерлока, в буквальном смысле слова ставит его табуретку – она очень удачно притулилась у камина, и просит что-нибудь рассказать. А тетя Агата что твой егерь. От нее никто не уходил. Брат замер, будто воды в рот набрал, потому что Майкрофт ему пообещал вернуть скрипку в обмен на молчание в течение всего праздника. Затем следует запретный прием: «Вот Майкрофт такой молодец, ты бы хотел брать с него пример?» На что Шерлок с отвращением на лице восклицает: «Нет!» Пригревшийся у камина дядя Эдгар, человек достаточно разумный, чтобы не задавать мне лишние вопросы, но дарить по ящику красок на все праздники, вынимает трубку изо рта и аккуратно интересуется: «Шерлок, но отчего же?» Шерлок хватает с маленького столика, стоявшего вплотную к его пыточному месту, черную шляпу тети Агаты, нахлобучивает ее, словно в желании защититься ею, и восклицает: «Потому что Майкрофт рептилия!» Тишина. Очки в роговой оправе медленно съезжают по тонкому носу тети Агаты. Мама оценивающе застывает взглядом на своем старшем сыне. Майкрофт, неловко любезничавший с нашей кузиной Ариадной (ей тоже повезло с именем, все наше поколение пострадало), весь покрывается такими бордовыми пятнами, что они затапливают веснушки. Маки игриво кивают на шляпе в такт возмущенному дыханию Шерлока. И тут тетя Агата пытается исправить ситуацию: «Но Майкрофт человек, у него есть сердце, оно гонит кровь по его венам!» Мой любимый брат не теряется: «У рептилий тоже идет кровь, у них тоже есть сердце!»

Эвр склоняет голову к правому плечу, не отрывая взгляда от Мориарти, и чуть усмехается.

- Говорят, что все проблемы родом из детства. Когда я рассказываю про то, как у меня Майки отобрал битумный лак, на дав им разрисовать пол и стены, то эти чайки в белых халатах радуются. Мол, о, наконец-то что-то знакомое, прямо из до слез родных конспектов. Если же пытаться им объяснить, что жизнь в бесконечном анекдоте вполне может свести с ума, то тут все стопорятся. У Майкрофта и Шерлока есть классические стычки, повторяющиеся из раза в раз. Шерлок заворачивает что-нибудь заумное,  Майкрофт отвечает: «Не умничай, я умнее!» Занавес и хмыкающий Шерли. Мой младший брат в детстве долго не мог найтись с тем, как парировать такой выпад. Но эмоциональный контекст он освоил быстро, и в один прекрасный день ответил Майкрофту на его верный аргумент: «Зато у меня есть кудряшки!» Вот она – последняя проблема. Атлантида может всплыть и затонуть вновь, но Шерлок от этого не лишится своей чудной прически. Тут надо помнить, что все мы тогда были очень маленькими, и Майки, как и всякий ребенок, связал эти локоны с тем вниманием и положительным подкреплением, которое Шерлоку доставалось ни за что в прямом смысле этого слова. Мало кто знал о внутренней кухне по образумливанию подрастающего поколения. Так Майкрофт тоже решил обзавестись буйной шевелюрой. Ножницы экономки и парикмахеров он избегал мастерски и стоически. Ему ничего не стоило изъять бигуди у мамы, а любовь к перевоплощению поспособствовала ловкости в наведении красоты. Представь себе картину: утро, теплый хлеб с пряным медом, мама поднимает чашку Эрл Грея к губам, вдыхает аромат свежезаваренного чая… И внезапно народу являются Майкрофт и его локоны. С легким звоном мама ставит чашку обратно на блюдце: «Майки, а что это у тебя торчит на голове?» Майкрофт гордо отвечает: «Кудряшки, мама!» Чуть изменившимся голосом мама уточняет: «А что они там делают, Майки?» Майкрофт насупленно: «Торчат, мама!»

Отредактировано Eurus Holmes (2017-01-29 22:21:50)

- Я Эвр, восточный ветер, - Эвр развела руками так, словно это было очевидно и не требовало обсуждения вовсе.

Она опустилась на колени перед стеклом. Джим казался таким живым, таким правильно звучащим. Изначальное ля, раздающееся от зажатого в руке камертона. Мысли и образы, которыми он оплетал свою душу, буквально ощущались кожей.

Для Эвр слова и поступки по большому счету не имели смысла, ей больше всего нравилось то, что они вызывали в людях. У всякого человека менялось его звучание, его музыка. Самый истинный и единственно правильный язык. Наибольшее неприятие в Эвр вызывала фальш; реплики вроде «все будет хорошо» или «как у вас дела» врывались в сознание болезненным диссонансом. Хотелось их заглушить, стереть, устранить. Весь этот мир – ее большая нотная тетрадь, ограниченная лишь форзацем и нахзацем, где чередуются увертюры, акты, заключительные аккорды. На полную луну выпадают короткие рапсодии. События-ноты вплетаются в чужие поступки и формируют музыкальные фразы, которые перетекают последовательно. Чтобы не дать им заглохнуть, затухнуть, пропасть в общей бессмысленности ежедневной рутины, нужно дорисовать лиги, бекары, соединить разрозненное штилями на этом бесконечном нотоносце. Глупо ожидать, что жизнь позволит вам всегда звучать мажорным трезвучием. Никто не готов к тому, что именно гармонические миноры позволяют человеку звучать правильнее и глубже. Всем хочется наносного счастья, простых радостей, примитивных, как нервная система бабочки, но четких желаний. Однако, правильно собрав фразы в периоды и дав частям свою новую жизнь, удается выправить, выписать всякую форму красиво. Тревожные лейтмотивы жизней, то падающие до субконтр-октавы, то взбирающиеся ввысь до ее пятой сестры и вновь низвергающиеся вниз, замирая где-то посередине ритмично – то, что было единственно правильно, то что Эвр создавала.

- Мой младший брат хотел быть пиратом, - мягкая грусть проскользнула в ее глазах, - а я мечтала о том, что найду для него все свитки, где бы указывалось местоположение сокровищ. Хотела иглой на разорванных картах отмечать его дерзостный путь.

Появление искренней улыбки на лице Джима было подобно зарастанию трещин на старой скрипке, морщинки собрались в уголках глаз – колки подкрутились, расслабились плечи – струны отозвались едва слышным гулом на скользнувшую по ним руку. Эвр приложила кончики пальцев к стеклу, чтобы почувствовать отголоски чужого тепла. Все становилось правильно, душу тянуло к морю.

- Все сказки отчего-то слишком короткие. Они подобны  стеклянным снежным шарам – встряхиваешь, любуешься, можешь даже унести собой, но тепла хватает лишь на то, чтобы отогреть часть души, - Эвр задумалась, буквально провалившись внутрь себя, досадливо вздохнула и внезапно хитро улыбнулась, - а знаешь, что иногда Босфор можно найти не между Черным и Мраморным морями, а на красном кардиффском кирпиче иные бурые разводы не так заметны до первого дождя? Через неделю в среду обещают красивейший шторм. До скорой встречи! - Эвр неожиданно быстро перекатилась через плечо и застыла с пустым лицом в полутора метрах от стекла.

Входные двери с едва слышным шорохом разъехались.